В селе Эфендикой (Айвовое Бахчисарайского района), расположенном в западной части долины реки Кача, находится малоизвестное и малоизученное сооружение ханской эпохи: старинное дюрбе Уч-Азиз. Приземистая постройка кубовидной формы с шатровой кровлей затерялась среди современных сельских домишек и огородов, оказавшись внутри частного двора. Попросив у хозяев позволения войти во двор и осмотреть дюрбе, мы вступим в тёмное помещение с единственным окошком и полусмытыми, уже нечитаемыми следами больших арабских букв на штукатурке купола. Здесь не найти ни изящных росписей, ни ажурной резьбы по камню, как в других старинных постройках, однако уникальность этого сооружения состоит не в его внешней привлекательности. Историческая ценность мавзолея в Эфендикое заключается, во-первых, в том, что это единственный архитектурный памятник ханских времён, сохранившийся в данном уголке полуострова, а во-вторых, дюрбе Уч-Азиз связано с интересными и давно исчезнувшими аспектами культуры Крымского ханства.
Название села, где стоит дюрбе, сменилось несколько раз ещё задолго до того, как в 1948 г. Эфендикой был переименован в Айвовое. В более старых записях это поселение именуется не Эфендикой, а Усеин-Эфенди-Кой, а в самых ранних упоминаниях выступает под именем Качи. Под этим первоначальным названием село было широко известно по всему Крыму, поскольку именно здесь, в селении Качи, находилось одно из самых известных и почитаемых суфийских текие на всём полуострове.
Суфийские общины различных направлений были широко распространены в Крымском ханстве: они существовали во всех городах и даже в некоторых крупных сёлах Крыма. Многие из этих общин обладали собственными текие – специальными зданиями для молитвенных собраний (зачастую эти здания одновременно служили мечетями для всего остального населения – как, например, Хан-Джами в Карасубазаре или Текие-Джами в Эски-Юрте). Больших и малых текие в Крыму насчитывались десятки, но главными из них считались лишь четыре: в сёлах Эфендикой, Колеч, Чуюнчи и Ташлы-Шейх-Эли. Эти четыре суфийских центра имели такое влияние, что их называли «четырьмя очагами» и даже «четырьмя столпами государства».
Известно, что суфизм играл весьма заметную роль в культурной и общественной жизни Крымского ханства. Верховные шейхи «четырёх очагов» принимали участие в заседаниях ханского Дивана наравне с беями четырёх знатнейших родов и представителями мусульманских судебных структур: муфтием и кадиаскерами. Ханы приглашали качинских мудрецов ко двору в качестве наставников для своих сыновей (как, например, Ибрагим Татар-шейха, чьим воспитанником был знаменитый хан Гази II Герай) и очень серьёзно прислушивались к их советам (и даже к критике!) в государственных вопросах.
Столь значительное влияние суфийских кругов в жизни ханства пояснялось отчасти тем, что суфийские общины, помимо религиозно-мистических ритуалов, исполняли множество вполне практических и общественно полезных функций. Суфийские братства занимались благотворительностью, содержали школы, лечебницы для бедняков, приюты для странников. Более того: они во многом выполняли ту роль, которая в наше время принадлежит творческим объединениям (недаром вся светская литература ханских времён отмечена сильным влиянием суфийских традиций), научным обществам (при крупных суфийских текие существовали библиотеки и работали учёные) и даже отраслевым профессиональным союзам (ведь цеха крымских ремесленников и торговцев были организованы именно в форме суфийских братств с собственными шейхами во главе каждого) – одним словом, суфийские структуры обеспечивали многое из того, что сейчас называется «социальной инфраструктурой».
Кроме того, насчитывая в своих рядах, по меньшей мере, десятки тысяч приверженцев (среди которых имелись весьма влиятельные лица) и имея тесные связи с зарубежными собратьями, суфийские тарикаты были реальной силой на внутриполитической арене. Дервишей сегодня обычно представляют как странствующих философов или нищих отшельников, и хотя некоторые суфийские течения действительно предписывали добровольную нищету, затворничество и жизнь за счёт подаяний, образ жизни большинства крымских дервишей ничем не отличался от образа жизни остальных граждан – за тем исключением, что время от времени они, помимо намаза в общих мечетях, собирались в текие, чтобы совместно помолиться и послушать наставления своего шейха. Как ещё в 1913 году писали о последних бахчисарайских дервишах, которых тогда в городе насчитывалось около двухсот, они «совсем не похожи на подвижников: в повседневной жизни это обыкновенные жизнерадостные, румяные и толстые торговцы и промышленники».
Эфендикойские дервиши принадлежали к тарикату Накшбендие и относились к направлению «молчальников». Их так называли потому, что во время собраний они молились в полной тишине и поодиночке, запершись в отдельных кельях. Это отличалось от практики других тарикатов, где встречи часто сопровождались религиозными песнопениями, молитвенными возгласами, круговой пляской и даже вхождением в транс. «Молчаливых» дервишей в Крыму было немного и они, по отзывам современников, пользовались в народе большим почтением, чем дервиши «танцующие».
Дюрбе Уч-Азиз — последняя из построек, сохранившихся от суфийской обители в Эфендикое, но в прежние столетия она была далеко не единственной. Невдалеке от мавзолея в прошлом располагалось ещё несколько зданий, не дошедших до наших дней. Главным из них была текие-джами, в которой и собирались дервиши. Увы, эта мечеть была ликвидирована большевиками в ранний советский период. Здесь же существовало и медресе с прекрасной библиотекой (знатные жители Бахчисарая считали за честь пожертвовать в неё книги) – оно прекратило деятельность в середине 19 века, после Крымской войны. Имелся также дом шейха и помещения, где во время празднеств и собраний размещались многочисленные гости со всего Крыма: всех их, по свидетельству современников, суфии расселяли и кормили бесплатно. А мавзолей стоял на окраине двора, рядом с кладбищем, и внутри него были похоронены трое первых настоятелей Качинского текие: Усеин-эфенди, Мехмед-эфенди и Хызр-Шах-эфенди – дед, отец и сын. В честь этих трёх шейхов мавзолей получил в народе название Уч-Азиз, а имя первого из них, Усеина-эфенди, превратилось в новое наименование для всего села Качи: со временем селение стало называться Усеин-Эфенди-Кой, а затем это название сократили до Эфендикоя.
Основателем качинского текие был шейх Якуб Черкез из турецкого города Сивас. Его захоронение располагалось не в здешнем дюрбе, а в Инкермане, на просторном лугу снаружи от крепости, где внутри каменной ограды существовал посвящённый ему азиз. Вплоть до начала 20 века сохранялась традиция, когда люди ежегодно, в сентябре, собирались на молитву возле этого азиза.
Должность настоятеля Качинского текие была наследственной: каждый очередной шейх передавал её своему прямому потомку по мужской линии, потому в Эфендикое на протяжении столетий складывались целые династии настоятелей. Помимо имён первых трёх шейхов, в источниках разного времени встречаются имена их более поздних преемников. Из этого числа следует упомянуть шейха по имени Кирам Ак-Сейид Мехмед-эфенди, возглавлявшего текие в середине 19 века. Опасаясь репрессий, развёрнутых после Крымской войны русским правительством против заподозренных в неблагонадёжности крымскотатарских религиозных деятелей, он на всякий случай переправил собственную семью в Турцию. Отправляя детей в путь и зная, что больше никогда не увидит их, он вручил им на память книгу Корана, надписав на ней прощальные слова. Эти щемящие строки заслуживают того, чтобы процитировать их здесь. Они звучат так, словно бы говорят не только о судьбе одного Мехмед-эфенди, но и подводят итог всей истории этого былого очага знаний и традиций на качинском берегу – очага давно угасшего и разорённого, но до сих пор хранящего для нас память о своей ушедшей эпохе:
«Я здесь останусь,
мои кости и плоть превратятся в землю,
на этой земле вырастут цветы,
и на запах этих цветов придут мои внуки…»
Олекса Гайваронский